ТЮТЧЕВ

Федор Иванович

1803–1873

Главная

Введение

Произведения

Заключение

Список литературы

 

О, как убийственно мы любим…

Ф.Тютчев

 

 

       Поэзия Федора Ивановича Тютчева (1803–1873) определялась исследователями как философская лирика.

       Обстоятельства личной жизни Тютчева содействовали развитию этой линии его творчества. Тютчев был человек бурных чувств и страстей. Уже ранние его стихотворения, посвященные любви, поражают силой и откровенностью выражения страсти.

       Уже в раннем стихотворении «К N.N.» (1830) лирический герой наблюдает любимую женщину, пытается на основании ее поступков заключить о ее чувствах, ее характере и, удивляясь этому характеру, размышляет о причинах формирования его свойств:

Благодаря и людям и судьбе, 
Ты тайным радостям узнала цену, 
Узнала свет: он ставит нам в измену 
Все радости… Измена льстит тебе.

       Обращаясь к лирическому мотиву обаяния женщины, выраженного в ее глазах, поэт не отрекается от своего представления о том, что именно страсть придает взгляду женщины неотразимую силу, но не «угрюмый, тусклый огнь желанья», а глубина страдания теперь волнует и умиляет его в ней. О ее взоре он пишет:

Дышал он грустный, углубленный 
В тени ресниц ее густой, 
Как наслажденье, утомленный 
И, как страданье, роковой. 
И в эти чудные мгновенья 
Ни разу мне не довелось 
С ним повстречаться без волненья 
И любоваться им без слез.

       Потрясение от смерти любимой женщины привело Тютчева к созданию «денисьевского цикла» – вершины его любовной лирики. В него вошли стихи «О, как убийственно мы любим...» (1851), «Я очи знал, – о, эти очи!..» (1852), «Последняя любовь» (1851–1854), «Есть и в моем страдальческом застое...» (1865), «Накануне годовщины 4 августа 1865 г.» (1865) и др.

       Мотивы опустошенного святилища или растоптанного, уничтоженного вторжением оазиса объединяют разные по теме стихотворения Тютчева: «Silentium!», «О, как убийственно мы любим…» и «Чему молилась ты с любовью…» (1851–1852). Любовь и самое творчество, являясь порождением глубин человеческого духа, несут вместе с тем опасность нарушения гармонии личности и разрушения ее целостности. Этой идеей проникнуто знаменитое стихотворение «Silentium!» (1830). В стихотворении «Чему молилась ты с любовью…» внутренний мир женщины, способной на глубокие чувства, уподобляется храму, а бездушное светское общество, преследующее ее своим лицемерным судом, рисуется как толпа, оскверняющая храм.

       В стихотворениях Тютчева, передающих сильное, подчас глубоко трагическое чувство, поэт нередко предстает как наблюдатель, пораженный зрелищем губительных, роковых и прекрасных проявлений страсти.

О, как убийственно мы любим. 
Как в буйной слепоте страстей 
Мы то всего вернее губим, 
Что сердцу нашему милей!

       Поэт-философ Тютчев был в тоже время подлинным поэтом-художником, мастером стихотворной формы, автором непревзойденных пейзажей в стихах и тонким психологом.

О, как на склоне наших лет 
Нежней мы любим и суеверней…

       За склонность к анализу, размышлению, наблюдению он готов осудить себя, отказать себе в праве на непосредственное чувство.

Ты любишь искренно и пламенно, а я — 
Я на тебя гляжу с досадою ревнивой…

       Так обращался Тютчев к женщине, которую горячо любил, страсть к которой составила счастье и трагедию его жизни после приезда в Россию.

       Если в стихотворении «К N.N.», поражаясь лукавству женщины, ее способности жить в атмосфере лжи, поэт свое отношению к ней сводит к мысли о тех наслаждениях, которые сулит мужчине близость с подобной страстной и стоящей выше предрассудков возлюбленной, то в стихотворениях, посвященных Денисьевой, он одержим чувством ответственности за ложность положения женщины, пожертвовавшей покоем ради любви, жгучим раскаянием и жалостью.

       Реальность лирики «Денисьевского» цикла, ее «исповедальность», благородная позиция самоосуждения мужчины и гуманного сочувствия женщине, ощущающей на себе весь гнет общественных предрассудков и лицемерной морали «света», сближают этот цикл поэзии Тютчева с лирикой Некрасова.

Любовь, любовь — гласит преданье — 
Союз души с душой родной — 
Их съединенье, сочетанье, 
И роковое их слиянье, 
И… поединок роковой…

       Любовь, воспетая в этих стихах как высшее, что дано человеку Богом, как «и блаженство, и безнадежность», стала для поэта символом человеческой жизни вообще – муки и восторга, надежды и отчаяния, непрочности того единственного, что доступно человеку, – земного счастья.

       Любовная лирика Тютчева была выдающимся явлением в русской и мировой литературе, отличающаяся глубиной мысли поэтической силой в передаче человеческих чувств и ярко индивидуализированным лирическим образом женщины, любящей «наперекор и людям и судьбе».

Наверх

 

 

Адресаты любовной лирики Тютчева

 

       Елена Александровна Денисьева – последняя и самая страстная любовь поэта Ф.И. Тютчева (1826 г. – 04 августа 1864 г.) 

       Елена Александровна Денисьева родилась в Курске, в 1826 году, в старинной, но очень обедневшей дворянской семье. Рано потеряла мать. С отцом, Александром Дмитриевичем Денисьевым, заслуженным военным, и его второю женою отношения почти сразу не сложились. Непокорная и вспыльчивая для новой «матушки» Елена была спешно отправлена в столицу, Санкт-Петербург – на воспитание к тете, сестре отца, Анне Дмитриевне Денисьевой - старшей инспектрисе Смольного института.

       Это позволило ей воспитывать полусироту-племянницу на общих основаниях с остальными «смолянками»: девочка приобрела безуукоризненные манеры, стройную осанку, отличный французско-немецкий выговор, основы естественных наук и математики, солидные познания в области домоводства и кулинарии, и непомерную пылкость воображения, развитую чтением по ночам сентиментальных романов и поэзии, украдкою от классных дам.

       Анна Дмитриевна, чрезмерно строгая и сухая с подчиненными и воспитанницами, страстно привязалась к племяннице, по – своему баловала ее, то есть, рано начала покупать ей наряды, драгоценности, дамские безделушки и вывозить в свет, где на нее – изящную, грациозную брюнетку, с чрезвычайно выразительным, характерным лицом, живыми карими глазами и очень хорошими манерами – быстро обратили внимание и бывалые ловеласы и пылкие «архивные юноши» (студенты историко-архивных факультетов Петербургского и Московского университетов), представители старинных дворянских, часто обедневших, семейств.

       Елена Александровна, при своем природном уме, обаянии, глубокой вдумчивости, серьезности – ведь жизнь сироты, что ни говори, накладывает отпечаток на душу и сердце, – и очень изысканных, изящных манерах могла рассчитывать на весьма неплохое устройство своей судьбы: Смольный институт был под неустанной опекой Императорской Фамилии, и племянницу, почти приемную дочь, заслуженной учительницы собирались при выпуске непременно назначить фрейлиной Двора! 

       А там и замужество, вполне приличное ее летам и воспитанию.

       Но судьбе было угодно познокомить ее с Федор Ивановичем Тютчевым....

       Однолюбом Федор Иванович не был. Он мог страстно обожать двух женщин сразу и при этом не кривил душой. Женщины же, которых он любил, отвечали ему еще более беззаветным, самозабвенным чувством, он увлекал их порой с первой встречи.

       Федор Иванович женился рано, двадцати трех лет. После окончания университета в 1826 году он был определен на дипломатическую службу в Мюнхен и уже через год стал мужем прелестной Элеоноры Петерсон, вдовы русского посланника, взяв ее с четырьмя сыновьями от первого брака.

       Элеонора была старше Тютчева на четыре года, она боготворила его. «Никогда человек не стал бы столь любим другим человеком, сколь я любим ею, – признавался спустя годы Федор Иванович, – в течение одиннадцати лет не было ни одного дня в ее жизни, когда, дабы упрочить мое счастье, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня».

       У них уже три дочери... И вдруг новая страсть врывается в жизнь Тютчева. Он влюбляется в жену барона Дернберга Эрнестину, одну из первых красавиц Мюнхена, красота которой сочеталась с блестящим умом и прекрасным образованием.

       Это было не просто увлечение, какие случались с ним и раньше, а роковая страсть, которая, по словам поэта, «потрясает существование и в конце концов губит его».

       Разве можно долго таить такую любовь от чужих глаз? Тем более что Эрнестина теперь свободна: муж ее умер вскоре после ее знакомства с Федором Тютчевым. Их роман получает огласку. Жена, узнав о связи мужа, пытается покончить с собой... Но ведь он любит и Элеонору, любит обеих... Так или иначе, жить в одном городе, в одной стране уже невозможно.

       После отпуска, проведенного в России, Федор Иванович отправился к новому месту службы, в Турин. Жена и дети еще в Петербурге, и он, воспользовавшись временным одиночеством, мчится в Геную, где назначено прощальное свидание с Эрнестиной. Тогда никто из них не мог и предположить, что через полтора года она станет госпожой Тютчевой...

       Пароход, на котором Элеонора с детьми в мае 1838 года ехала к мужу, ночью загорелся. И. С. Тургенев, оказавшийся в числе пассажиров, впоследствии вспоминал, как некая молодая женщина, не теряя самообладания, в угаре всеобщей паники, босая, полуодетая, выносила сквозь пламя трех малюток. Это была Элеонора Тютчева.

       Однако простуда и волнение сделали свое: через три месяца она скончалась в страданиях. Смерть жены потрясла Тютчева. Он поседел в одну ночь...

       Да, и в эти страшные дни он грезил об Эрнестине и был убежден: если бы не она – не вынести ему тяжести перенесенной утраты... Они венчались в июле 1839 года.

       Вторая жена Федора Ивановича, деликатная, очень сдержанная Эрнестина Феодоровна, в девичестве – баронесса Пфефель, уроженка Дрездена безмерно обожала своего Theodora. Ее отец, брат и первый муж – барон Дернберг – всю жизнь состояли на службе при Баварском королевском дворе, и вообще, вся семья их сердечно дружила с фамилией самого короля Баварии, Людвига, на чьих придворных балах яркою звездой всегда блистала «милая Нестерле», как звали ее в семье.

       После 22 лет, проведенных за границей, началась новая жизнь – на родине, в Петербурге. Здесь поэт встретил свою последнюю любовь, которая обернулась для него и «блаженством, и безнадежностью»...

       Его старшие дочери от первого брака, Анна и Екатерина Тютчевы, оканчивали выпускной класс Смольного вместе с Еленой. Они даже были весьма дружны между собою, и на первых порах Helen Денисьева с удовольствием принимала приглашение на чашку чая в гостеприимный дом Тютчевых.

       Роман Тютчева с Еленой Денисьевой стал самым сильным в его жизни. Они встретились, когда ей было – 24, ему – 47... и развивался пугающе стремительно!

       Через полтора десятилетия Тютчев напишет:

Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло
С того блаженно-рокового дня,
Как душу всю она свою вдохнула,
Как всю себя перелила в меня...

       Федор Иванович снял недалеко от Смольного квартиру с видом на Неву, где они встречались. Долгое время никто ни о чем не догадывался.

       Но вскоре Елена забеременела. Это ли не позор для Института благородных девиц! Отношения Тютчева и Денисьевой вылились в светский скандал. Жестокие обвинения пали на женщину, которая ради любимого человека пренебрегла и честью, и будущим. Скандал разгорелся в марте 1851 года, почтии перед самым выпуском и придворными назначениями. Теперь перед нею навсегда закрылись двери домов, где прежде она была желанной гостьей. Отец ее проклял.

       Анну Дмитриевну спешно выпроводили из института, правда, с почетной пенсией – три тысячи рублей ежегодно, а бедную Лелю «все покинули».

       У нее почти не осталось ни друзей не знакомых в свете. Ее на новой квартире, где она жила вместе с тетушкой и новорожденной дочерью, тоже – Еленой, – навещали только две-три подруги, самая преданная из них: Варвара Арсентьевна Белорукова, классная дама Смольного, заботящаяся после смерти Елены о детях и престарелой тетке, да немногочисленные родственники.

       От полного отчаяния ее спасала только ее Любовь и привязанность к Тютчеву. Она прощала ему абсолютно все: частые отлучки, постоянную жизнь на две семьи, он не собирался, да и не мог оставить преданной и все знающей Эрнестины Феодоровны и фрейлин – дочерей, свою службу дипломата и камергера. Эгоистичность, вспыльчивость, частую, рассеянную невнимательность к ней, а в конце – даже полухолодность, – и даже то, что ей нередко приходилось лгать детям, и на все их вопросы: «А где папá и почему он обедает с нами только раз в неделю?» – с запинкою отвечать, что он на службе и очень занят.

 

Наверх